Обработка металлов

Мария Сараджишвили. Про отца Вячеслава

ЧТЕНИЕ

ЗАПИСКИ АНТИВИРУСА

Хатуна

Всем привет! Я – Вахо по кличке Антивирус. Просматривая в Интернете чужие блоги, решил начать свой. Не знаю, как выйдет, но там разберёмся.

Где-то попалось мне изречение «Жизнь самого неинтересного человека по-своему интересна». Вот и будет случай это проверить.

Начну для приличия с биографии. 1970 года рождения, тбилисец, отец – грузин, мать русская, школа, институт – полный комплект, как у многих. 16 лет без официальной работы. Несколько лет перебиваюсь сантехникой компов: переустанавливаю винду, вставляю драйверы и антивирусы, чищу кейсы и т.д. Хожу из дома в дом по вызову и, стуча по клаве, наблюдаю жизнь разных типов на манер видеокамеры. Прикольные бывают штуки, скажу я вам.

Начать писать меня подтолкнула Хатуна, моя клиентка. Это потом мы с ней скентовались, а до того попал я к ней на общих основаниях, а значит, по объявлению. Мой мобильник принял вызов и через некоторое время я сбивал костяшки пальцев о её некрашеную дверь, т. к. звонка не наблюдалось. (Уже ясно, что клиенты мои – «труждающие и обременённые».)

Открыла мне дверь высокая приятная женщина. Рядом крутились две девочки: одна школьница, другая ещё меньше.

Шагнул я прямо в брошенный на полдороге ремонт, потом под Хатунин поток извинений оказался в единственной жилой комнате 3х5. Тут тебе и спальня, и кабинет, и столовая. В углу торчал старый комп с громоздким монитором. Напротив вся стенка увешана бумажными иконками. Перед ними горящая лампада. Я сразу смекнул: раз лампада, значит, состав церковный, а не просто свечки жгут на «чтобы повезло».

Начал я с компом разбираться. Слышу, как Хатуна шёпотом дочку в магазин посылает:

– Возьми на запись пирожные и кофе. Неудобно, он первый раз у нас в доме.

Через 10 минут около меня красовалась тройка эклеров. Что тут скажешь, уже ясно: хозяйка малость с приветом. Сейчас даже маляров на ремонте мало кто кормит - лишняя возня, а про таких, как я, и вовсе речи нет.

Возился я долго: машина – старьё, одно мученье.

Хатуна сочувственно вздыхала мне в затылок:

– Я понимаю, очень старый, но на новый никак не соберу...

Я молча клацал по кнопкам, злясь на весь свет и чувствуя, что застрял здесь надолго.

– ...Нам этот компьютер Шеварднадзе подарил.

Я повернулся к ней всем корпусом:

– Сам лично?

– Представьте себе, – подтвердила Хатуна, – молюсь за него, как за благодетеля.

Я невежливо хмыкнул, просто не смог сдержаться. Вся Грузия при этом имени плюётся, а эта блаженная молится. Наверное, от нищеты крыша едет.

Хатуна безо всяких оскорблённых стоек продолжала:

– Всё, что нужно, само приходит. Мне очень нужен был компьютер для моих девочек. На репетиторов у меня денег нет, на книги тоже. Одно спасение – Интернет.

У моей старшей в школе была выставка её рисунков. Она и правда прекрасно рисует. В школу пришла какая-то светская комиссия во главе с Шеварднадзе. Посмотрели её рисунки и дали первое место с призом – компьютером.

– И всё у вас в жизни так ловко выходит? – подъязвил я.

Хатуна и на этот подкол не среагировала. Ответила без всякой напряги:

– Я же говорю: всё, что действительно надо... Я когда мужа похоронила и осталась одна с двумя дочками, думала, с ума сойду. Как видите, не сошла, даже наоборот. У меня много планов на будущее. Вот хочу в мэрии кредит взять и маленький магазинчик открыть.

– И чем торговать будете? – я пытался скрыть свою иронию, но голос выдавал. Нет, положительно эта женщина меня с ума сведёт. Ведь торговля – дело тонкое.

– Мамао («отче, духовный отец» (груз.). – М. С.) благословил сигареты и жвачки – самое ходовое. Другое здесь не пойдёт. На улице и так три магазина. Только сказал, чтоб молилась за каждого покупателя.

Я заткнулся. Представил себе, какая это морока – молиться за каждого. Я бы точно не потянул, без того нервы ниже нуля...

Короче, разговорились мы с ней о том о сём. Много чего она мне рассказала. Слушал я и балдел про себя. Нет, не про то, как получаешь нужное из разных рук, – такое со всяким бывает. Тут в другом фишка. Как ей удаётся такой настрой годами сохранять?

Ведь был и я когда-то человеком. Тоже мамао имел, на службы ходил. Сперва на крыльях летал, потом (даже сам не заметил, когда именно) потух и бросил всё это. А всё из-за осуждения. Да это дело прошлое...

По словам Хатуны вырисовывалась такая картина маслом.

В начале 90-х годов она увлекалась политикой, бегала по митингам, искала своё место в национальной идее. Потом, как и все, мужественно переживала ледниковый период в Грузии. (Как такое забудешь, сам шишки в парке собирал – на дрова денег не было.) Поздно вышла замуж за своего свана. Хатуна и сама сванка, другого в мужьях и представить себе не могла (вот они, стереотипы, что с людьми делают).

Её Нукри оказался совершенно дремучим типом. Только и знал: сколько настоящий грузин в день литров вина должен выпить и сколько это будет в водочном эквиваленте. Да ещё пару подобных истин. В голодные 90-е годы жили тем, что продавали барахло из дома. Работать Нукри не шёл и жену, разумеется, не пускал. Хатуне только оставалось втихую плакать у икон. Разводиться она не собиралась, ругаться с двухметровым амбалом тоже – себе дороже.

Вот с такого кислого старта началась её цепочка чудес, переросшая в уверенность, что каждая встреча неслучайна и всё необходимое само придёт. Таким же макаром сам собой в её жизни мамао Михаил нарисовался, а потом и нужные духовные книги, квартиранты на одну комнату (это всё уже после смерти мужа было) и т. д.

Меня поставь в такую ситуацию – муж из 17-го века, безденежье, – я бы до поножовщины дошёл, а Хатуна, извините за затёртое, духовно воскресла.

Расставались мы на такой ноте:

– Вахо, вы на свою жизнь повнимательней посмотрите – удивительные вещи увидите в себе самом и вокруг...

Свои 20 лари я не взял, хоть она мне и пыталась их всучить. Дело в том, что верующих я видел пачками, а Хатуна – эксклюзив.

Короче, решил после этого записывать, если что будет интересное...

Радость одна на всех

Кажется, это было так...

– Эй, Вахо, постой!

Я уже заходил в подъезд, но оглянулся на крик. Смотрю, у скамейки дядя Вася, сосед мой, маячит и рукой меня подзывает.

Я подошёл. Видок у него был ещё тот: рубашка непонятного цвета, седые волосы с одной стороны дыбом стоят, а с другой будто корова лизнула. Ну, и всё прочее соответственно. Как тётя Шура умерла – всё, покатился старик.

– Просьба у меня к тебе, – начал дядя Вася после обмена приветствиями. – Завтра Пасха. Покрась мне три яичка луком, чтоб коричневые были. Соседи у нас в корпусе почти все новые. Не хочу их дёргать. А ты свой, на моих глазах вырос, знаю, не откажешь.

– Зачем коричневые? – не понял я. – Что, война, что ли? Мама в хендро (корни растения, которые при варке дают красный цвет. – М.С.) красит. Выходят ярко-красные, как в рекламе.

Руки у старика затряслись от нервов. Паркинсон у него уже лет 10.

– Да ты не тарахти! «Рекла-ама», – передразнил он меня. – Я же тебе говорю русским языком: мне коричневые яйца надо. Для меня цвет – главное. Я Нино помянуть хочу.

«Ясно, – соображаю, – откуда ветер дует. Наверно, любовница его». Как моя мать говорит: голодной куме всё хлеб на уме. И я подмигнул ему, стараясь не выходить из рамок приличия:

– Что, дядь Вась, не терялись вы в своё время на женском фронте, а?

– Тьфу ты, – разозлился старик. – Я ему про Ивана, а он про болвана.

– Всё, всё, молчу, – я тормознул. – Будут вам коричневые яйца. Нет проблем, – и пошёл ва-банк: – А что за Нино, если не секрет?

Дядя Вася смягчился:

– Это ещё на фронте было. В 44-м воевала моя часть на Украине. И вот как-то весной смотрю: наша связистка Нино три яичка в котелке в луковой шелухе варит. Удивился я. «Чего, – говорю, – ты тут делаешь?» «Сегодня Пасха, – отвечает, а сама вся сияет. – Вчера хотела покрасить, да не вышло».

Она тем временем выудила одно яичко, подала мне ещё горячее в тряпке и говорит: «Кристе ахсдга!» «Чего-чего?» – не понял я. Тогда я эти слова впервые услышал. Вот уж не думал не гадал, что после войны в Грузии осяду и буду слышать их каждый год.

А Нино мне со смехом переводит: «Христос воскрес!» «Тише, – струхнул я за неё. – Вот политрук покажет тебе, кто воскрес». Она лишь рукой махнула: «Пускай, – говорит, – слышит. Сегодня день такой!»

– Красивая была? – поинтересовался я.

Дядя Вася помедлил, пожевал губами, оценивая, потом выдал:

– Обыкновенная. Из себя невысокая, глаза задумчивые.

Старик поднял на меня подслеповатые глаза в красных прожилках и глухо закончил:

– В тот день её немецкий снайпер застрелил.

Я закашлялся. Что называется, «не ждали».

Дядя Вася помолчал немного, потом сказал:

– Этой ночью видел её во сне, как тебя сейчас. Будто стоит передо мной и коричневое яйцо мне протягивает. И я ей точно такое же даю и слова ответные говорю: «Воистину воскресе!»

Он исподлобья глянул на меня и заключил совсем уж не вяжущимся:

– Умру я в этом году, Вахо, вот помяни моё слово. И так уж зажился.

– Да что вы, дядя Вася, – стал я его успокаивать. – Живите сто лет.

– Что я, ворона, что ли? – он только криво усмехнулся.

– Вы мир от фашизма спасли, – сказал я немного картинно. Более умного на тот момент в голову не пришло.

– Спас, ну да, конечно, – иронично отозвался дядя Вася. – Вон на днях Лаша, Нугзара сын, болтал что-то с пацанами по-английски во дворе. Я ему сказал: «Ты хоть знаешь, кто Вторую Мировую выиграл?» Он эти... проволоки из ушей вынул, сперва не понял. Потом лоб наморщил и говорит: «Американцы, кажется, а что?»

– Ну, каково, а? – дядя Вася хлопнул себя кулаком по колену. – Это чему ж их в школе учат, Вахо?

– Да нормально их учат, – говорю я. – Просто этот лоботряс и на уроках в наушниках сидит, понятия не имеет, что там учительница говорит. Что с них взять? Американское поколение. Дальше своего фейсбука мозги не работают.

Дядя Вася искоса поглядел на меня, глубоко, как конь на водопое, вздохнул и закруглил общение:

– В общем, нет у меня слов, нет слов! – и зашаркал к подъезду.

«Нет слов» – это потому что на нынешнее время у дяди Васи заслуженный большой зуб. По политическим убеждениям он слепо стоит за Путина (Медведева вообще не воспринимает). Причём руководствуется своей железной логикой: «На 9 мая Путин на Красной площади парад сделал, а Саакашвили что? 100 лари в зубы, которых нет, и чахлый венок на могилу солдата?»

А то, что на эту самую Красную площадь его, русского, без визы не пускают, – это вообще кровоточащая рана, но боль эту он носит в себе, не афиширует.

И вот смотрел я на эту сгорбленную удаляющуюся спину, и такое зло меня взяло, что просто слов нет.

Побежал я к себе наверх и сходу набил сообщение на личный сайт Саакашвили: «Миша, будь человеком, верни ветеранам льготы на свет и газ! История не простит!» И подписался полным ФИО.

Отправил и задумался: что этим изменишь? Да в принципе, ничего. Васе самому уже эти льготы до фени, он как лунатик ходит. Ему нечто другое нужно.

Но я должен был что-то сделать. Душа горела...

Сегодня бежал я по лестнице на вызов, Нугзар меня тормознул:

– Слыхал новость? Фронтовик-то наш, дядя Вася... всё, вошёл в историю.

И видя, как я туго соображаю, дополнил:

– Скончался сегодня утром.

Я чуть не поскользнулся на крутых лестницах, только и сказал:

Наверняка теперь дядя Вася в светлом месте, там, где визовый режим и льготы на коммуналку без надобности, а только одна постоянная радость. Потому что для всех «Христос воскресе».

Поездка в Бари

Пришёл я вчера домой, а мать мне, психуя, докладывает:

– Вампириха твоя из Италии приехала. Просила зайти.

Не любит она Бэлу – мою однокурсницу, просто на дух не переваривает. Вампирихой её прозвала за то, что она по часу со мной на телефоне висит – душу изливает.

Бэла – своя в доску типша, доброты в ней, как полноты, хоть отбавляй – 150 или 170 кг будет. И от того, и от другого она в вечном томлении. Лишний вес мобильность снижает, а доброта – все вокруг проехаться норовят. При таком раскладе причин для жалоб на жизнь бывает выше крыши. Бэла убеждённая атеистка – и в то же время постоянно требует от Господа Бога отчёта: почему, мол, этот мир так плохо устроен? Само собой, связь с Небом у неё не налажена и претензии всегда остаются без ответа. Вот потому и нервы у подруги моей ниже нуля и волны депрессии её захлёстывают. В такие моменты, а это бывает частенько, Бэла хватает телефон и звонит мне.

Помню, два года назад позвонила и давай на подругу Лину жаловаться, которая её «кинула на деньги» (долг не вернула) и с каким-то парнем в Италию укатила:

– И везёт же этой негодяйке! Как везёт! Такого мужика отхватила!

Мужики для Бэлы – больная тема. Сколько экспериментов было, а толку – ноль. Всё альфонсы попадаются.

Из трубки тем временем доносились хлюпающие звуки:

– Вахо-о... Я тебя как брата прошу, найди мне кого-нибудь. Ты же в церковь ходишь, может, там какой-нибудь тип подвернётся.

Я мысленно перебрал «типов» и представил рядом Бэлу. Мозаика однозначно не складывалась.

– Там глухой номер. Во-первых, мужиков мало, да плюс все нормальные давно разобраны.

– Вахо, ну придумай что-нибудь, – гнула своё Бэла. – Когда там у вас общий сбор?

Я понял, что от неё так просто не отвяжешься, и сказал нехотя:

– Соборование в этот четверг. Будет куча народу.

Хлюпанье тут же прекратилось.

– А это что? – заинтересовалась Бэла.

– Прощаются невольные и забытые грехи, – бормотнул я скороговоркой.

– Подходит! – загорелась Бэла. – Иду!

– Ты ж неверующая, – говорю.

– Да иди ты! Очень даже верующая. Лишь бы толк был. Ты на себя посмотри. То ходишь в церковь, то сачкуешь.

Я молчал. Крыть было нечем.

– Лучше скажи, кто там из святых помогает замуж выйти хорошо.

– Вроде Николай Чудотворец, – сказал я первое, что пришло на ум.

– Я буду работать в этом направлении! – трубка чмокнула от восторга.

Тогда ни я, ни она не представляли, во что выльется это её «направление».

В церковь Бэла явилась без опоздания, вооружённая каким-то бедуинским покрывалом с верблюдами, и объявила мне вместо приветствия:

– Это чтоб бабки не цеплялись.

И сразу взяла быка за рога:

– Так. Где тут клиенты?

Народу уже собралось порядочно, в основном новые лица. Пустил кто-то слух, будто соборование для здоровья хорошо. Вот и повалил народ семьями, с грудными детьми. Благо платить обязаловки нет – сколько дашь.

Бэла оглядела критически поле деятельности:

– Да, негусто... – и сразу подвела безнадёжный итог: – На сто баб один прораб.

Но тут же наметила объект:

– Вахо, тот лысый справа – чем дышит?

– Оставь его, пьёт часто. Теперь тсс: уже Евангелие читают.

Бэла зажгла метровую канделябру и нацепила на свои обесцвеченные кудри полотно с верблюдами. Через пять минут из-под её маскировки донёсся шёпот:

– А тот, впереди, борода как у неандертальца?

– Его не тронь, – зашипел я углом рта. – В монахи готовится.

– Серьёзно, что ли? – и тут же «диагноз» поставила: – Мне с поехавшей крышей не надо.

Тут к ней поворачивается впереди стоящая Ольга и шамкает, грозно вращая глазами:

– У-у, блудница вавилонская! Давай уматывай отсюда! Совсем стыд потеряли... Уже в церкви клеются...

Какое-то время мы не общались. Потом Бэла первая позвонила. Восторг бил фонтаном из трубки:

– Вахо, поздравь меня, я к лютеранам втёрлась!

Я будто лимоном подавился.

– Зачем тебе это? Опять варианты ищешь?

– Ты совсем от жизни отстал! – Бэла прямо соловьём заливается. – Я гигантское дело пробила. Теперь мою дочку, если воскресную школу не пропускать, в Германию бесплатно пошлют. Я там ещё в дьякониссы пролезла.

– Куда?! – окосел я. Чего-чего, а такой прыти точно не ожидал.

– Уши прочисти! В дьякониссы. Обо мне в их церковном вестнике написали. Известная личность я теперь. Усёк, Вахо?

– А с дьяконисс ты что будешь иметь?

– Всё просчитано, Вахунхула. Для особо почётных прихожан у них богадельня имеется и пайки дают приличные. Я уже всё продумала. Дочку в Германию пошлю задарма, за это время она как раз немецкий подучит в этой воскресной школе. Она замуж выскочит. А у меня, на худой конец, будет там своя тёплая гавань на старости лет в их богадельне. Так, на всякий случай. Ну что? Всё гениальное просто! – торжествующе заключила Бэла свой бизнес-план с лютеранским уклоном. А потом ещё и подвела неожиданный итог: – Это мне Николай Чудотворец помогает.

Я невольно возмутился:

– Тебе? Николай Чудотворец?! Ну, знаешь, всему есть свой предел.

На том конце последовал взрыв возмущения:

– Уж не вы ли, ортодоксы, везде свои рамки устанавливаете?..

(«Ого, уже лютеране потрудились», – отметил я про себя.)

– Ишь, оборзели вконец, – понесла Бэла в своём обычном тоне, – уже на святых монополию объявили. Кто болтал, что ему даже мусульмане молятся и всё, что надо, он исполняет? А я что, рыжая, что ли?

Я стал в тупик и заткнулся. Бэла тоже слегка поутихла:

– Цель у меня, понимаешь, Вахо. Из долбанного Тбилиси вырваться. А то совсем я здесь загнила... – в её голосе послышались лирические нотки. – Опять же, мечта у меня. Жить в Германии или Италии, иметь свою ферму с розовым забором и свинюшек разводить. Свои цветы сажать...

– Заведи всё это здесь. Подумаешь, мечта.

– О, что ты понимаешь. То Европа, а это Грузия. Одно слово чего стоит. В лом мне всё здесь, понял? Потому и прусь я к этим лютеранам каждое воскресение в 9 утра, как на работу, и уукаю.

– Чего делаешь?

– Уукаю. Там поют какие-то гимны, а я подвываю – фон создаю. Там активность надо проявлять, а то попрут.

В общем, поговорили мы так, распрощались. Через некоторое время произошло нечто такое, что и я в заступничество святителя поверил.

– Вахо, ты там стоишь? – звонит Бэла через неделю. – Ты сядь, сядь. А то рухнешь.

Я сел, так как понял, что предстоит длинный пересказ последних новостей.

– Мне Линка из Италии звонила, – выпалила Бэла и замолчала, наслаждаясь эффектом.

– Чё хотела?

– Извинялась и в трубку ревела. Чуть, говорит, в Италии в ящик не сыграла. И от страха Богу клятву дала, что мне деньги вернёт. Потому и звонила.

– Ну, тогда с тебя бутылка, – говорю.

– Это ещё что! – Бэла приберегла основой шок напоследок. – Она ведь знает мою головную боль. Обещала мне там жениха найти. «На наших баб там большой спрос», – говорит. Ну, как, Вахо, не зря я свечки ставлю?

– И правда найдёт? – не поверил я таким совпадениям.

– Сердцем чувствую, найдёт! – Бэла дышала в трубку, как лошадь на финишной прямой. – Я ей уже и свою фотку на фоне соседской крутой мебели выслала, чтоб марку поднять...

Через месяц Бэла позвала меня «на шампанское» и гордо выложила на стол итальянскую визу от какого-то пенсионера Джованни.

– А где живёт твой суженый? – поинтересовался я, листая формуляр.

– На «Б» городишко какой-то, – безразлично дёрнула могучим плечом Бэла. – Да мне плевать. Тут главное, он деньги на дорогу уже выслал.

Тем временем я нашёл точный адрес и не поверил глазам. Там значилось: Бари.

– Э-э, ты что замер? – встревожилась без пяти минут невеста. – Жуткая дыра, да?

– Там рака с мощами святого Николая.

Бэла восприняла это как само собой разумеющееся.

– Ну как, утёрся, монополист православный?

Я напрягал своё серое вещество, пытаясь осознать такие фантастические совпадения. Потом спохватился:

– Марику ты куда денешь?

(Марика – это Бэлина дочка-двенадцатилетка.)

– Всё схвачено, Вахо! Её Гоча везёт в Хони, к своей третьей жене.

(А Гоча – это Бэлин четвёртый гражданский муж.)

– А ему эта обуза зачем?

– Я ему отцовский парашют обещала. Лет двадцать назад отец его из аэропорта потихоньку вынес. В подвале у меня гнил.

Я взвыл от таких переключений:

– Зачем ему, шофёру, дохлый парашют?

– Да ни к чему. Для понта. Я ему сказала: «Ни у кого в Грузии личного парашюта нет, даже у президента, а у тебя будет». Вот он и клюнул. Обещал: «За Марикой как за царицей Тамарой будут смотреть».

Весть о том, что Бэла с Плеханова-94 едет в Бари, быстро облетела общих знакомых и соседей. Было удивление с нескрываемой завистью:

– На ней печати негде ставить, а такое счастье. Тут люди как монахи живут и во Мцхета лишний раз не могут съездить – денег нет, а этой (нелестный отзыв) всё как на заказ! – ораторствовала Бэлина заклятая врагиня Этери во дворе.

Свечей ей нанесли – кучу. И у всех одна просьба:

– Зажги там Николаю Чудотворцу за нас!

Короче говоря, Бэла за месяц вызубрила от корки до корки итальянский разговорник и отбыла в Италию устраивать свою личную жизнь.

Вот такая была предыстория.

Узнав, что моя боевая подруга уже на родине предков, я бросил все дела и помчался к ней.

Бэла встретила меня в своей крошечной балконной кухне. На подоконнике по ту сторону окна виднелся её «огород» в старых кастрюлях – лук, укроп и жёлтая роза.

Покорительница Италии явно сбросила 20 кило.

– Вау, ты классно выглядишь, – успел я вставить, пока на меня сыпался град поцелуев вперемежку со слезами. – Когда свадьба?

Я тут же был отпихнут из объятий на колченогую табуретку и услышал:

– Не будет никакой свадьбы. Я вернулась домой, Вахо. Понимаешь? Домой! Хочешь верь, хочешь нет, я когда из аэропорта нашего вышла, бухнулась на колени и наш заплёванный асфальт поцеловала.

– Неужели тебе там было так отвратно?

– Как тебе сказать, – Бэла задумалась, пытаясь поточнее сформулировать свои мысли. – Джованни ничего мужик. Конечно, и хуже бывает. И понравилась я ему, и замуж меня звал. Официально, всё честь по чести. Я там изощрялась, грузинскую кухню ему готовила. Сациви, чахохбили, хачапури аджарские пекла. Он чуть тарелку следом не съедал. Короче, всё тип-топ. Сам, правда, жмот редкий. Меня кактусами кормил, на постном масле поджаренными. К спагетти, говорит, очень подходит. А сам бекон наворачивал. Но не в этом дело. После Гочи-афериста меня вообще ничем не удивишь. Смогла бы я и с Джованни поладить.

– Что, итальянцы не понравились?

– Не, – вздохнула Бэла, – макаронники вроде наших грузин. Такие же шумные и шикануть любят. На всю Италию только Джованни экстражмот. Его же братья мне кучу подарков надарили. Нормально всё. Пожила я там и поняла: хоть и хорошо там у них, а не моё это. Не буду я там счастлива. Кстати, была я у Николая Чудотворца, поклонилась ему. Свечки ваши в той церкви оставила. У католиков их перед иконами не жгут – наверное, пожарная безопасность или ещё чего. Не принято, короче. Постояла я там у мощей и сама себе говорю: «Неужели святой Николай сюда меня привёл, чтоб я поняла, где моё счастье?»

– И где же оно, Бэл? Колись!

– Вот оно, – она повела рукой на маленький дворик за окном с бельём на верёвках и краном 19-го века, по бокам заросшим мхом.

– Всё, что мне в жизни надо, – это дочь Марика, мой садик с луком, пыльный воздух Тбилиси, Мтацминда с телебашней, мои друзья и, конечно, ты, Вахо!

Что говорить, тут и меня прошибло:

Бэл, я всегда знал, что у тебя золотое сердце.

Да иди ты! - она пихнула меня округлым локтем в бок и, отвернувшись, заплакала от избытка чувств...

Мария САРАДЖИШВИЛИ
г. Тбилиси, 2011-2012 гг.

Монах Андрей (в миру Нугзар Милорава) пробыл в постриге 4 месяца, а потом преставился, т.к. был болен опухолью мягких тканей. Его постриг произошел в больнице, где он провел последние месяцы земной жизни.

«Я, грешный Андрей, покидаю этот мир. Чтобы как-то смягчить боль любящих меня людей, оставляю это письмо. Во-первых, прошу у всех прощения, если я кого-то чем-то обидел. Я тоже простил всех. Если исполните мою просьбу, то этим умирится моя грешная душа, измученная телесной болью.

Дорогие мои, прошу вас, задумайтесь над смыслом жизни, начните жить православно, без фарисейства. Простите всем всё. Любите друг друга, исповедуйтесь чистосердечно, причащайтесь часто с выполнением всех правил. Не пропускайте воскресной службы. Молитесь часто и всем сердцем. Похороните меня по-монашески. Поминайте в своих молитвах, чтобы обрела покой моя измученная душа.

Исполняйте заповеди Господа нашего Иисуса Христа, и пусть всегда будет над вами Покров Божьей Матери. Аминь» .

Это завещание 17-летнего монаха Андрея. Несмотря на физические страдания, духом он был бодр и всячески подбадривал всех вокруг. Перед смертью взял у матери обещание, что она не покинет остальных больных детей, находящихся в соседних палатах. Для помощи этим детям его родители Нестор Милорава и Тинатин Чхвимиани создали специальный фонд.

Вот что рассказывает мать о. Андрея.

Наша семья из Абхазии. 27 сентября, когда пал Сухуми, мы покинули нашу родину. Девять суток шли пешком через перевал. Я была беременная и потому мы шли медленно. Положение в стране было тяжелейшим. О. Андрей родился в Местии 27 февраля 1994 года. Рос спокойным и послушным ребенком. Опережал сверстников в развитии, хотя меня это всегда настораживало. Много читал и прекрасно писал темы.

В 10 лет он попросил водить его в церковь, и так мы стали исповедоваться и причащаться. Мой сын стал петь в хоре. У него был хороший слух.

Желание принять постриг у него появилось в шестом классе. Он постоянно разговаривал с Господом. Я замечала, что он часто крестится. Спрашивала, зачем ты это делаешь. Он отвечал, что увидел что-то плохое или подумал что-то недостойное. Он был благодарен Богу, что ему удалось паломником объехать почти все святые места Грузии. Были мы и в Тао-Кларджети. О. Андрей был уже болен, шел с трудом, но радовался.

Ему было 16 лет, когда у него обнаружилось это заболевание. Еще до установления диагноза о. Андрей знал, что с ним. Говорил мне: «Мой Ангел-Хранитель предупреждает меня, но врачи ничего не видят». Потом успокаивал нас с отцом: «Хорошо, заметили на 4-ой стадии. Мне осталось меньше мучиться!»

«Любое касание приносило ему боль. Он часто говорил: «Мамочка, как я хочу обнять тебя и поцеловать, но не могу»»

Когда моего сына поместили в больницу и провели первую химиотерапию, тогда он прошел этап послушничества. Приехал наш духовник протоиерей Николай из Кутаиси и причастил его. Нугзар лежа вязал четки. Видя его занятие и зная его тайное желание, мой муж согласился дать ему благословение на монашество. Нугзар воспринял это как знак воли Божьей. Приехал из Марткопского монастыря игумен Шалва и выслушав просьбу моего сына о постриге, передал это Патриарху. 17 апреля состоялся постриг. Патриарх благословил перевезти его в монастырь, но его невозможно было сдвинуть с места.

После пострига о. Андрей постоянно молился, отказался смотреть телевизор. Много детей приходило к нему и просили помолиться о них, что он и делал.

За три дня до отшествия мой сын попросил свой постригальный крест и сказал: «Мама, меня уже нет здесь» . И ждал этого момента с радостью, т.к. очень переживал: «Как много людей я обременяю собой».

И еще сказал: «Чего удостоился я, грешный, что буду похоронен рядом со святым Антонием Марткопским» .

Впоследствии так и вышло. Много чего он знал заранее, но редко открывал нам свои знания.

Преставился он 28 июля на день памяти св. Квирике. За час до того попросил позвонить своему первому духовнику, чтобы тот начал читать молитвы на исход души. Последние его слова были: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного монаха Андрея!». Затем через какое-то время три раза вздохнул и отошел со счастливым лицом.
Все это я встретила с полным душевным спокойствием и сейчас живу только заботой о детях, оставшихся в этой больнице, выполняю завет сына.

28 октября 2014

Мария Сараджишвили
ИЗ БЛАГИХ ПОБУЖДЕНИЙ
Так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены.
(Рим. 12: 5)
Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены.
(1 Кор. 12: 26)
Познакомившись с Еленой в 1994 году, Варвара была вне себя от восторга. Вот человек, какого она так долго искала. Тут тебе и готовый ответ на любой духовный вопрос, и чудеса, и внушительная библиотека житий святых, и редкое умение слушать и вникать в твои проблемы. Что еще нужно неофиту?

Такое не каждый священник предоставит, а чтобы к нему попасть, еще по часу жди в очереди таких же нетерпеливых и лезущих скопом недавно воцерковившихся «сестер во Христе».
Другое дело – Елена. Слушать и сопереживать было ее призванием. Благо во времени ограничений не было. Елена уже не работала в своем НИИ, справедливо рассудив, что на дорогу больше потратишь, чем получишь купонную зарплату. И жила, не дергаясь, на продажу козьего молока с дачи, что на горе.
Так что разговорам в начале знакомства не было конца.
А после очередной встречи бывало и такое. Перед прощанием помолится Елена у своих бумажных образочков (в ее крошечной «хрущевке» все восточные стены были как один большой иконостас) и вдруг выдаст неожиданное:
– На метро, Варюша, не ходи. Езжай автобусом.
Варвара, из духа противления, обязательно пойдет на метро, а оно хлоп – закрыто. Опять, выходит, в городе свет отключили. Приходилось тогда нагонять переполненный автобус и висеть всю дорогу на подножке, цепляясь за расшатанный поручень.
Пыталась Варвара потом докопаться до истины:
– В чем тут у вас фокус?
Елена только, сдержанно улыбаясь, отвечала:
– Мне Господь на молитве открывает, как поступить.
– А у меня почему так не выходит? – не унималась Варвара.
– Слушай, что я говорю, и со временем всё придет.
Короче говоря, Варвара все уши прожужжала своим подругам:
– Какого я человека откопала!
Подруги постарше не клевали на ее эмоции, а состав помоложе – семнадцатилетние девчонки – очень даже заинтересовались.
– А ну познакомь!
Варвара очень оперативно устроила нечто вроде брифинга после воскресной службы. По ходу выяснилось, что Катю, Нателлу, Оксану и Нину не интересовали тонкости теософского характера. Елене они задали конкретный вопрос:
– Как удачно выйти замуж?
Елена не растерялась, тут же дала им брошюрку «Христианский брак» и длиннющую «Молитву девицы о супружестве».
Вот она:

«О, всеблагий Господи, я знаю, что великое счастье мое зависит от того, чтобы я Тебя любила всею душою и всем сердцем моим и чтобы исполняла во всем святую волю Твою. Управляй же Сам, о Боже Мой, душою моею и наполняй сердце мое. Я хочу угождать Тебе одному, ибо Ты Создатель и Бог мой. Сохрани меня от гордости самолюбия; разум, скромность и целомудрие пусть украшают меня. Праздность противна Тебе и порождает пороки, подай же мне охоту к трудолюбию и благослови труды мои. Поелику же закон Твой повелевает жить людям в честном супружестве, то приведи меня, Отче Святый, к сему освященному Тобой званию не для угождения вожделению моему, но для исполнения предназначения Твоего, ибо Ты Сам сказал: “Нехорошо человеку быть одному”, – и, создав ему женщину в помощницу, благословил их расти, множиться и населять Землю (Быт. 1: 28; 2: 18). Услыши смиренную молитву мою, из глубины девичьего сердца Тебе воссылаемую, дай мне супруга честного и благочестивого, чтобы мы в любви и согласии прославляли Тебя, милосердного Бога Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
На том и расстались.
Девочки решили читать ее ежедневно.
Рассказывать историю каждой в отдельности – многосерийный фильм выйдет. Стоит остановиться на Кате Джапаридзе, так как в ее эпопее нашлось место всем героям повествования.
Начался Рождественский пост 1994 года.
До Варвары дошли слухи, что Катя собралась замуж. И ее неуемная подруга тут же поехала на другой конец города выяснять подробности. А подробности не вселяли оптимизма.

Катин избранник Дито имел 27 лет от роду, уже несколько раз был женат, хронический безработный и бесквартирный. Следовательно, он теперь претендент на Катины апартаменты – анализировала Варвара по дороге имевшуюся информацию. На счет апартаментов она того – загнула по своему обыкновению. На самом-то деле это кособокий самострой у мусорной свалки, размером 4 на 4, без окон, с земляным полом, санузел в форме скворечника во дворе, забора хоть какого-нибудь – и того нет. Это же в какой нужде Катина мать при коммунистах жила, раз ничего себе получше не соорудила?! Так, дедуктируя под тряску трамвая, добралась Варвара до знакомого оврага на Московском проспекте.
И вот сидит Варвара при мерцании керосинки и слушает штрихи к портрету без пяти минут официального мужа:
– Он очень сложный человек, – рассказывает Катя. – Он и пил, и кололся, и женщин у него было много. Но это мой крест. Я молилась, и Бог мне его послал.
– С чего ты взяла?
– Мы познакомились в сентябре. Я стала за него ежедневно просить, и он уже четыре месяца не пьет. Я смогу его спасти. У нас такая духовная связь, что мы чувствуем друг друга на расстоянии.
– А если он сорвется?
У Кати какая-то обреченность в голосе:
– Будь что будет. Мы уже подали заявление. Уже и продукты для стола купили. Не выбрасывать же.
– Тебе еще нет 18. Подожди хоть до совершеннолетия. К тому же, сейчас пост.
– Ничего, мы повенчаемся потом.
– Он же безработный, пусть хотя бы работу сперва найдет, – не унималась Варвара, ощущая себя премудрым пескарем. – И как вы будете жить здесь все вместе: ты с Дито да еще и мать с отчимом? – кивнула на Катины хоромы. – Кстати, а что мать говорит?
– Она согласна.

Спорить дальше не имело смысла. И Варвара поехала к Елене докладывать собранные новости.
Короче говоря, свадьба состоялась, Нателла была свидетельницей.
19 декабря звонок Нателлы и крик в трубку:
– У нас ЧП. Дито вдрызг напился и сильно избил Катю, настолько, что у нее синяки под глазами. Она пыталась перерезать себе вены, но не получилось. Сейчас мы с девочками бегаем туда по очереди, чтоб они чего-нибудь не натворили друг с другом. Мы не знаем, что делать!
«Что делать», Варвара тоже понятия не имела и поехала к Елене на дачу, куда та уже перебралась, чтобы ухаживать за парализованной матерью и отцом.
– Бедная девочка! Помоги ей Господи, – перекрестилась Елена, услышав новости. – Я знала, что он сорвется. В пост враг особенно неистовствует.
Потом подошла к иконам; беззвучно помолившись какое-то время, сказала:
– Ей надо немедленно исповедаться и причаститься. И Господь подаст выход… Ведь это гордыня была с ее стороны – спасать его. Да разве мы, грешные, можем кого-то спасти? Спасает Господь. Потом этот нецерковный брак в пост, попытка самоубийства… Объясни ей это всё поподробнее. И пусть завтра же идет в церковь.
– Он ее из дома не выпускает.
– Ничего, вы с Нателлой помолитесь по соглашению, я отсюда буду просить. И Господь умягчит его сердце. Утешь ее, скажи, чтоб не унывала. А сейчас поезжай прямо в церковь, к дежурному священнику, расскажи всё и делай, как он благословит. Мне-то Господь так на сердце положил, но я человек грешный…

Отец Павел, выслушав всю историю, не задумываясь, сказал то же самое:
– Пусть как можно скорее исповедуется, причастится – и что-то изменится к лучшему. А с этим ее «супругом», – он возвысил голос, – я благословляю развестись. Наркомания так просто не проходит. Даже если бы они были венчаны, Церковь с наркоманов венец снимает. Он ведь и ее может заставить употреблять наркотики. Так и передай, пусть побыстрее разводится…
Увидев Варвару, Катя зарыдала:
– Мне жить не хочется. Я боюсь с ним оставаться одна, – и, пользуясь случаем, что Дито во дворе рубил дрова, показала предплечье с красными точками – следами вилки.
Вскоре появился и сам виновник переполоха. Увидев гостью, заулыбался, достал водку и тарелку хамсы:
– Угощайтесь, девчата.
Дальше был спектакль под названием «принимаем гостей» с участием всех присутствующих. Дито был тамадой, Варвара усердствовала с ответными тостами и сыпала анекдотами для усыпления бдительности, давясь солониной без хлеба. Но всё же ухитрилась передать сказанное и назначить встречу на завтра, мало надеясь на успех предприятия.
На следующее утро Варвара, к своему вящему удивлению, наткнулась в притворе на Катю с Нателлой. Даже заикаться стала.
– Умоляю, к-к-как это вышло?
– Сама не знаю, почему он меня отпустил. Я-то наврала, что сегодня особый день для семейной жизни и прочее, – и Катя поправила черные очки – маскировка для синяков под глазами. – Всё равно фантастика. Еще вчера даже за хлебом не пускал, а тут не знаю, что на него нашло.

Что уж она там говорила священнику, Варвара не спрашивала, только с удивлением наблюдала, как Катя через какое-то время подошла к Причастию. Потом все разошлись переваривать впечатления.
Чудеса в этот день не кончились. Несется Варвара на Трикотажку, на смену опаздывает, глядь: навстречу Маквала Тетрадзе идет из ОТК, издали улыбается.
– О чем ты так усиленно думаешь? – спрашивает. – У тебя лицо, как телевизор.
Варвара и вывалила в двух словах все последние приключения, потому что Маквала – в доску свой человек. Само понимание и сострадание ко всем окружающим. Маквала послушала, послушала и вдруг предложила гениально простое:
– Пусть твоя Катя идет ко мне жить.
И ключ Варваре протягивает:
– Вот. Держи. Мне только веселее будет. Он ее здесь не найдет. А если даже найдет – ничего не сделает: в общежитии круглые сутки милиция сидит… А я комендантше скажу, что ко мне двоюродная сестра из Гардабани приехала.
Сжимает Варвара ключ в руке и не верит такому везению. Опять, значит, благословение сработало. Вот оно: «После Причастия Господь подаст выход!»
Но, к сожалению, Катя этим не воспользовалась.
– Я всё же потерплю, подожду. Может, он исправится, – сказала она, узнав о ключе.
Напрасно Варвара ее уговаривала, описывала всю прелесть варианта с общежитием, обещала таскать еду и всё необходимое.
Катя, что называется, рогами уперлась:
– Еще потерплю.

Чтобы как-то ускорить события, пошла Варвара заказывать молебен к отцу Филарету, еще ничего не знавшему обо всей истории.
Собралось их человек пять перед образом «Нечаянная Радость». Вышел отец Филарет с крестом и Евангелием. Все передали ему свои записки с именами. Батюшка начал читать их, а дойдя до Кати, возвысил голос:
– …святые мученики Гурий, Самон и Авив, молите Бога о ней.
Дальше – больше. Дойдя до имени алкоголика, известного только Варваре, он вновь возвысил голос:
– …святые мученики Вонифатий, Моисей Мурин и святой праведный Иоанн Кронштадтский, молите Бога о нем.
То же самое повторилось и с другими именами в записках. По удивленным лицам остальных было видно, что он обращался именно к тем святым, в чьей помощи нуждались поминаемые.
Варвара только ахала, но с вопросами лезть не решалась. Статус не тот и ситуация не подходит.
Прошло два месяца. У Кати всё без изменений: террор с его стороны и желание всё терпеть с ее.
Потом долгожданный звонок от Кати:
– Приезжай ко мне по такому-то адресу. Мне очень нужно повидаться. Я ушла от мужа и живу у двоюродной сестры…
Едет к ней Варвара и дорогой думает, умные слова подыскивает, что сказать, как утешить человека после такой травмы.
А Катя ей с порога «1:1 сделала», оглоушила:
– Привези мне, пожалуйста, Новый Завет, – и невесело пояснила: – мой собственный Дито, когда выпивши был, разорвал… Мне очень нужна духовная литература.
«Вот тебе на! – туго соображает Варвара, сразу же позабыв приготовленную умную речь. – Ничего себе переключения! Она теперь сама кого хочешь утешит».
– Мне Господь такие чудеса показал, что просто нельзя так, не задумываясь, жить дальше. И Катя ей дальше взахлеб принялась рассказывать, будто боится не успеть:
– Это ведь не жизнь была, а что-то такое, что я не могу словами выразить. Постоянный страх. Он ведь опять колоться начал. А когда приходил выпивший или наколотый, вообще на человека не был похож. Всё кругом крушил. Сколько раз я хотела самоубийством покончить. И всегда меня Господь от этого удерживал. Только соберусь с собой что-то сделать, в этот момент кто-то придет или невольно помешает. Раз даже я термометр сломала и ртуть выпила. Потом села Библию читать. Ждала, что отравлюсь, но ничего не произошло… И сны какие были потрясающие… Опять как-то уныние нахлынуло, ну, думаю, не могу так больше жить – и той же ночью увидела во сне, что меня будет ждать после смерти, если я решусь на этот шаг. Это был такой кошмар, что я не могла дождаться утра, только мысленно просила: «Господи, продли мне жизнь»…

Она рассказывала очень сбивчиво, пытаясь объять необъятное, что было за последние месяцы.
– В общем, я потом обет дала: «Господи, избавь меня от него, и я буду жить по-другому». Дито сперва вообще и слышать не хотел о разводе. Стоило мне завести разговор об этом, он начинал вопить, что зарежет меня, чтоб я вообще никому не досталась. А потом как-то в один день сам спокойно сказал: «Давай разойдемся. Всё равно жизни нет». И вот я здесь, у сестры, в безопасности…
В конце своего рассказа Катя объяснила, почему ей нужна срочная встреча с Еленой:
– Я же обет дала. Я что конкретно делать – не знаю. Она сможет сказать, с чего мне начать…
Через несколько дней подруги вместе отправились к Елене на дачу.
Что же касается Кати, то, побывав там, она стала регулярно бывать на службах и молиться о том, чтобы как можно скорее получить развод и найти работу. Оба желания ее вскоре исполнились. А данный ею обет отец Филарет конкретизировал как посильное ведение церковной жизни.

После устройства в кафе уборщицей (сутки – 5 лар) жизнь Кати постепенно вошла в спокойное русло.
Прошло еще полгода. К Кате, похорошевшей и внутренне, и внешне, под тем или иным предлогом стал заглядывать Дито. Опять бездомный, безработный, голодный.
– Ну что мне делать? – вздыхала Катя. – Как я его выгоню, если он хлеба просит? Собаку кормлю, а человеку не дам? На днях, например, стучит ко мне в дверь: «Вынеси, – говорит, – стакан кипятка». Ясное дело, вынесла. Он туда брикетик супа «Галина бланка» кинул, ножом размешал и выпил. По горячему человек соскучился.
– На что он живет? – лениво поинтересовалась злопамятная Варвара. У нее почему-то не было никакой жалости к Дито. Не прошел еще старый зуб за битье подруги.
– Ни на что. По карманам в нашем трамвае шарит или на базаре по мелочи ворует. Он ведь всем должен. Вечно от кого-то прячется. Мне его жалко.
– После всего, что было?
– Я же ему всё простила. Он ведь духовно болящий… К тому же он о Боге спрашивает. Я ему отвечаю, как знаю. Вот, пожалуйста, письмо мне написал на десяти листах, – и вынимает листки с каракулями. – Тут вся его жизнь подробно. Прочтешь и не осудишь, почему он такой.
Варваре только и оставалось, что восхититься:
– Ну ты даешь, подруга. Мне до тебя далеко.
Несмотря на эту прелюдию, Варвара поразилась, встретив через неделю Дито в церкви. Зима, а он в одной рубашке. Подошел, культурно поздоровался. Вспомнил, видно, старые тосты.
– Не холодно?
– Я привык.

Молча отстоял всю службу и ушел.
Потом стал приходить в церковь вместе с Катей. Она, что называется, порхала: Дито, мол, решил начать новую жизнь. Естественно, всячески его опекала, стараясь познакомить его с тем, что нравилось ей самой.
Немного погодя, заручившись благословением отца Филарета и официальным приглашением Елены, все вместе отправились к ней на дачу.
Это было первое воскресение Великого поста – Торжество Православия. По этому поводу был накрыт стол.
– Неслучайно нас Господь здесь собрал именно сегодня, – так начала хозяйка свой тост. – Вот что значит единоверие! В наше время особая милость Божия – иметь единомышленников. Я скажу словами Пушкина: «Друзья, прекрасен наш союз». Давайте же выпьем за наше единство. И пусть Господь сохранит нас в таком единомыслии и дальше.
После трапезы мужское меньшинство – Дито с Семеном – занялось дровами. А женское большинство – делами по хозяйству.
По инициативе Елены Дито остался жить на даче, чтобы «благополучно провести первый в жизни пост» и одновременно бросить курить и пить.

Первые две недели всё шло прекрасно. Дито с воодушевлением пилил дрова, копал огород, а в перерывах каждые три часа читал Евангелие, по вечерам, когда все дневные труды были кончены, при свете керосинки изливал Елене свою израненную душу – о том, как его с 15 лет закрутила улица, потом она же, подлая, толкнула на воровство и наркотики.
Затем рвение его стало спадать и к окончанию поста совсем сошло на нет. Восторг сменился унынием. Дито лелеял надежду вновь сойтись с Катей, но это не выходило, так как она требовала сперва найти работу, которую Дито искать не спешил.
Напрасно Елена пыталась ему объяснить:
– Искренность и бескорыстие – залог нашего единства. Господь потому нас и сохраняет как одну семью, что мы открыты друг другу. Мы открываем друг другу помыслы, чтобы не вкралось в наше общение что-то нечистое…
Но Дито продолжал свое.

В конце мая Дито одолжил у Елены 20 лар и был таков.
– Зачем вы ему дали? – разозлилась Варвара, узнав об его уходе. – Ежу понятно, что он вас, как фраера, развел.
Елена поморщилась на «фраера», но спокойно ответила для Варвары совсем нелогичное:
– Мне заранее было ясно, что он мне их не вернет. Но нельзя было ему отказать. Иначе он бы осуждал всех верующих… Эх, какой ему Бог дал шанс начать всё с начала, а он всё перечеркнул!
– Ну и пусть бы осуждал! – упорствовала Варвара. – А так, небось, радуется, что его дело проехало. И 20 лар коту под хвост пропали.
Вскоре выяснилось, что у Дито опять запой.
На Троицу все собрались в церкви. Пришла подавленная Катя и сообщила новость:
– Дито психует, угрожает угнать коз. Хвастает, что у него есть какие-то знакомые и план действий.
– Ну что ж, – не испугалась Елена, – давайте тогда читать молитву по соглашению «о вразумлении ненавидящих нас»…
Прошел еще один год. Катя поменяла несколько забегаловок в поисках более высокооплачиваемой работы. Быт и среда брали свое, и духовная жизнь отходила на второй план.
Иногда, на большие праздники, она доходила до церкви и, не стесняясь людей, плакала, говоря: «Какое же я ничтожество! Ничего из меня не получится!»
Варваре это было яснее ясного, сама такая же, потому и успокаивала ее тем, что в Елениных книжках вычитала, – словами епископа Варнавы: «Я ничего от вас не требую: ни неядения, ни спанья на голых досках, ни длинных молитв, – а только укоряйте себя за всё, всегда, на всяком месте».

В мае 1998 года отошла ко Господу мать Елены.
25 сентября 1998 года Варваре позвонила Ликуша и ну кричать на психе:
– Ты там деньги делаешь! А на Елену напали, сильно избили! У нее и ее отца сотрясение мозга!
Варвара, передав по цепочке сенсацию дальше, тут же пулей помчалась на гору. Вбежала в открытую калитку и видит: в доме всё вверх дном, на стенах то тут, то там брызги крови. Навстречу ей привстал дядя Коля. Рана на голове у него была неглубокая, но впечатляющая.
– В 11 ночи мы прочитали вечернее правило и вышли окропить двор, как нас батюшка благословил, – рассказывал он, то и дело прерываясь, чтобы откашляться. – Слышу: собаки залаяли. Пошли мы к концу двора. Вдруг сзади и спереди через сетку перепрыгнули какие-то парни. Ножи к нам приставили: «Ведите, говорят, в дом и собак уберите, а то хуже будет!» Что было делать? Загнали мы собак в будки, а Умка вырвалась и вцепилась в главного. Он ее р-р-раз и обрезком трубы саданул, что было силы. Погибла моя Умочка, – тут старик заплакал.
Варвара слушала и не понимала: «Тут самих чуть не прибили, а он по собаке убивается. Вот блаженный состав!»
– …Зашли мы в дом, – дядя Коля постепенно успокоился и продолжал. – Я прошу: «Вы только дочку не трогайте!» Они говорят: «Не волнуйся, дед»… Стали у нас деньги требовать. «Нам, – говорят, – известно, что у вас есть 5000 долларов». Дочка им говорит: «Таких денег я в жизни не видела. Мы живем на то, что молоко продаем». Они не поверили, стали ее бить. Я пытался защищаться. Тут они мне по голове дали чем-то тяжелым. Я упал, они стали меня ногами топтать. Всю грудь отбили. Я им говорю: «Вы кого бьете? Вы фронтовика бьете?» А им плевать. Ох, как вспомню, так всё в голове и крутится… Потом перерыли весь дом. Ничего, конечно, не нашли и взяли, что было: 30 лар да продукты: бутылку постного масла и гречки два кило.
– Умоляю, что за позорные воры пошли! – фыркнула Варвара, несмотря на весь трагизм положения.
– А главарь сел у стола, – продолжал дядя Коля, – голову на руки уронил и говорит: «Куда я попал?» Потом вышел, вскоре вернулся и сообщает: «Я побил того, кто нас сюда привел». Затем они нас связали и на полу лежать оставили. Старший говорит: «Мы у вас скотину возьмем». – «Что ж. Берите», – отвечаем. Двое пошли выгонять стадо, а двое остались нас караулить. Смотрим через окно: побежали наши козочки. Через какое-то время возвращаются те двое и говорят: «Нам какая-то сила мешает коз угнать. Мы их обратно в сарай завели». Потом стали с нас кровь смывать и веревки развязывать. Потом мне руку на прощанье пожали: извиняемся, мол, что ошибка вышла. Взяли барахло наше, даже носки мои новые, ненадеванные, те, что Катя вязала, прихватили и ушли…
Вскоре пришла Елена. Под глазом ножевой порез, на лице синяки, обе руки обклеены лейкопластырем, чтобы прикрыть порезы.
– Это звери, а не люди, – вырвалось у Варвары. – Что они с вами сделали!
– Это несчастные люди, гонимые демоном, – был ей тихий ответ. – Ты их не осуждай, Варюша. Их Господь на нашу гору привел, чтобы им дать еще один шанс к покаянию и спасти их души. В двух из них еще осталась искра Божия, а двое других уже полностью потеряли человеческий облик.
– Да ладно вам в каждой гадости духовный смысл искать! – окрысилась Варвара. – О каком спасении речь, когда они вот что наделали?!
Тут прибежала запыхавшаяся Катя и, увидев весь разгром, с порога заплакала:
– Простите меня, Елена Николаевна! Это всё из-за меня. Не надо было сюда этого негодяя таскать. Я, дура, уши развесила: новую жизнь человек начать хочет.

Елена обняла ее еле сгибающимися руками.
– Ты всё правильно сделала. Не вини себя, родная. Всё это не случайно, – и к Варваре повернулась свою мысль досказать: – Мы всегда торопимся, а Господь не торопится наказывать. Двое этот шанс использовали… Когда мы лежали связанные, один из них по моей просьбе подал мне воды, – тут она перекрестилась, глядя на иконы в углу. – Помяни его, Господи, во Царствии Твоем за эту чашу воды. Этот парень стал мне свою жизнь рассказывать и убивался, что он уже конченый человек. А я его, лежа, успокаивала, что пока жив человек, всё можно исправить. Разбойник на кресте покаялся и первым в рай вошел. Он слушал, слушал. А потом мне руку поцеловал. Когда они нас развязали и собрались уходить, я ему на память иконочку подарила…
Как ни странно, настроение у пострадавших (у обоих врач обнаружил сотрясение мозга) было оптимистичное: ничего, дескать, с Божией помощью всё управится. Тем более что вторжение они объясняли не иначе, как:
– Это всё по нашим грехам.
На вопрос, откуда эти ребята, ответили однозначно:
– Это Дито их привел.
– Бедный, бедный, как его враг запутал, что он на такое пошел, – говорила Елена. – Как, однако, было важно для его души здешнее пребывание и этот, первый в его жизни, пост. Потому враг так восстал.

Скоро стали собираться соседи и знакомые пастухи со всей округи. Охали, возмущались, а кое-кто, не искушенный в религиозных тонкостях, и проклинал. Все сходились на одном: надо сообщить в полицию!
Елена, как могла, пыталась удержать всех от осуждения и наотрез отказалась писать заявление, объявив:
– Я предала всё в руки Божии, пусть Господь Сам рассудит.
Кто-то предлагал принести охотничье ружье, кто-то – достать лимонки без зарядов, если «гости» опять появятся. И то и другое было категорически отвергнуто:
– Как я занесу в дом оружие, когда там иконы?
Оставшись наедине, без гостей, Варвара еще раз попыталась повлиять на Елену в свойственной ей бесцеремонной манере, но услышала шокирующее признание:
– А я ведь заранее знала, что к нам придут разбойники.
– Чего-о-о?
– Молилась, чтобы Господь дал мне какой-то знак, что Ему угодно наше здесь пребывание. И вот он освятил это место нашей кровью.
И видя, как округлились у Варвары глаза, добавила:
– Только, прошу, не болтай никому, а то ты у нас как бесплатное радио на весь Тбилиси.
Постепенно ажиотаж спал, и всё вернулось на круги своя.
Событие это, конечно, имело свой отголосок и в церкви. Общий вывод после сочувствия и возмущения был такой:
– Надо им уходить из такого глухого места.
Лишь одна пожилая певчая отозвалась по-другому:
– На всё воля Божия. Может быть, они кого-то из своих предков вымолили оттуда, – она махнула рукой вниз, – вот враг и ополчился на них через этих несчастных. У меня такое уже было. Ни с того ни с сего меня один наркоман избил – я потом месяц встать не могла. Я в обыкновенном доме живу, не на горе, как они. И только потом Господь открыл причину. Слава Богу за всё!
Отец Филарет среагировал на нападение так:
– Никуда уходить не надо. Всех святых били. А со здоровьем всё наладится.
Через месяц Дито, потерявший остатки страха и совести, трижды вламывался средь бела дня к Кате в хибарку и выносил, что попадалось под руку.

Катя была в отчаянии еще и от того, что в полиции даже не хотели принимать от нее заявление. О защите не могло быть и речи.
Узнав всё это, отец Филарет, обычно очень воздержанный и кроткий, высказался:
– Его надо посадить. Это уж совсем никуда не годится.
Но каким образом это сделать, не объяснил.
По его молитвам возмездие появилось само собой через неделю в лице студента-юриста Гелы. Этот двухметровый парень поднялся на вершину горы к Елене и постучал в ворота:
– Правда ли, что на вас было нападение?
Ему рассказали подробности с новым продолжением, которое произошло с Катей. Гела тут же вооружился ее адресом, групповой карточкой, сделанной на Торжество Православия, где был и Дито, и поехал на другой конец города к Кате за дополнительной информацией.

Через три дня Гела схватил Дито прямо в метро и отвел к дежурному в отделение.
Через два месяца суд приговорил Дито к «лишению свободы сроком на пять лет». (Как тогда выяснилось, у Дито уже была судимость, о которой даже Катя не знала.)
Летом 1999 года – еще «сюрприз»: поднимается на гору, пыхтя и потея с непривычки, прокурор (его черная «Волга» не осилила крутой подъем и осталась у подножья) и просит Елену прийти на очную ставку:
– У нас есть информация, что год назад на вас было совершено нападение. Преступники задержаны. Вы должны помочь следствию.
Оказывается, когда их поймали на очередном грабеже и заставили писать показания, один из них сказал:
– Много чего было, но меня совесть больше всего мучает за Елену, – и подробно описал весь инцидент и сообщил адрес.
После долгих отказов в виде «у меня нет к ним претензий, я им всё простила» Елене всё же пришлось ехать в тюрьму на опознание.
Вернулась она оттуда в шоке.
– Это настоящий ад. Там стены в крови на уровне человеческого роста.
– Вы узнали кого-нибудь? – поинтересовалась Варвара, ценящая в любом детективе заслуженное возмездие.
– Одного – да. Он очень изменился, похудел на 15 килограммов. Но я всё же сказала, что не узнаю никого. Хватит с него и того, что он там находится.
– А остальные?
– Двое еще в розыске, а третьего, того, кто мне руки целовал, убили при разборке полгода назад. Недавно я молилась о нем и почувствовала, что его уже нет в живых. И легко так было на сердце, не ощущалось никакой тяжести. Видно, принял Господь его покаяние…
Варвара слушала это всё и думала, что ей, наверное, никогда не понять непредсказуемую Елену. И все-таки как ей повезло, что такой человек живет рядом, всего в двух часах езды, но главное – в одном городе.

Этот день запомнился еще и тихой паникой - ночью отключили газ. Тогда только об этом все и говорили.

Для Елены этот день остался в памяти еще одним грустным событием. Ночью парализовало ее мать. Так началось для Елены ее многолетнее вынужденное «сидение» на безлюдной горе без света и воды, с больными родителями и козами, как основой натурального хозяйства.

Только ты сможешь привести священника и врача, - говорила измученная бессонной ночью Елена приунывшей Варваре. - Кроме тебя никто не знает дороги на эту верхотуру. Вот, держи записку для отца Игоря. Я буду молиться, чтоб у тебя все получилось…

Когда к машине врача вышел отец Вячеслав в рясе, с крестом и служебником, это было полной неожиданностью для Варвары, поскольку с просьбой о совершении Таинства она обратилась к более молодому священнику. Потом, правда, выяснилась причина такой замены. «Когда речь зашла о том, кому ехать, один стал ссылаться на недомогание, другой на головную боль, а я оказался самый здоровый», - улыбаясь, объяснил отец Вячеслав на обратном пути («самому здоровому» тогда было не менее 65-ти лет, и под внешним спокойствием он успешно скрывал мучившие его сердечные и желудочные боли).

Начался дождь. Выехав из города, машина затормозила перед грунтовой дорогой - грязевым месивом из глины и камней.

Отец Вячеслав не стал спорить и пошел вперед под дождем, прижимая одной рукой к груди крест со служебником, а другой - придерживая края рясы. Только спросил у Варвары:

Далеко ли идти?

Отсюда третья гора. Вон ее вершина в тумане, - замявшись, ответила Варвара. Конечно, ей-то хорошо: у нее и сапоги, и плащ-палатка есть. Ливень ей не страшен. А этому человеку каково?

Отец Вячеслав от Варвариного дождевика отказался и пошел, утопая по колено в грязи, по дороге.

Каково это - идти полтора часа рядом и смотреть, как у человека, идущего рядом с тобой, легкие туфли вязнут в глинистой жиже, а ряса медленно темнеет, впитывая в себя дождевые струи?

Может, я сбегаю туда и назад, вам сапоги и дядиколин ватник принесу? - порывисто спросила Варвара.

Отец Вячеслав отмахнулся.

Не надо никуда бегать. Идем, если не устала.

Через час он, даже не передохнув от резкого подъема, уже читал молитву перед Причастием. Затем, отмахнувшись от предложенных денег, пошел вниз.

Пока ехали назад, отец Вячеслав всю дорогу поучительно рассказывал Варваре и врачу-водителю о мудрости царя Соломона, о верности молитвенному правилу. (Сам он, не будучи монахом, ни на минуту не расставался с потертыми четками).

…А у парализованной причастницы после приобщения Святых Тайн началось постепенное восстановление речи и двигательных функций.

Через год отец Вячеслав снова поднялся к Елене на гору причастить болящую. Погода в этот день была солнечная, торопиться было некуда. Отец Вячеслав задержался ненадолго и рассказал такую историю:

Я был тогда чтецом и работал на 31-ом заводе радиосборщиком. Стали меня на работе слегка прижимать из-за пропусков во время церковных праздников. Тогда передо мной возник вопрос: как жить дальше? Остаться на заводе или посвятить себя Церкви?

И как бы в ответ на это настоятель предложил рукоположить меня в священники. Я колебался. Был у меня в то время друг, которого я считал очень близким и вел с ним разговоры на духовные темы. Как-то он поделился со мной тем, что тайно был посвящен в дьяконы.

Потом позвали меня к патриарху Ефрему, чтобы решить вопрос о моем священстве. Я стал предлагать вместо себя моего друга, как более достойного. Патриарх ответил: «Пока я жив, на него рук не возложу». Сначала мне была непонятна причина отказа, а потом все выяснилось.

Спустя какое-то время вызывают меня на заводе в партком и показывают донос, в котором написано, будто я рассказывал о военных тайнах завода (что и было на самом деле). А за всем этим подпись… моего друга-дьякона.

Что со мной стало, я и описать не могу. Если бы кто-то другой, мне бы не было так больно.

Парторг и говорит мне:

Тебе за это светит 5 лет, но мы не дадим делу ход. Ведь ты у нас столько лет отлично работаешь. Ты лучше подумай, стоит от нас уходить или нет…

В общем, по милости Божьей, всё обошлось. Но дело не в этом. Я чувствовал огромное смущение из-за того, что произошло. В голове не укладывалось это предательство. Как же, думаю, в церковь ходить, когда там такие люди? И решил для себя, что ноги моей там больше не будет. А внутренний голос как-бы говорит: «Сходи сегодня в последний раз, а дальше уж ходить не будешь».

Пришел я в Александро-Невский собор на службу, а там тогда отец Андроник был, известный своей прозорливостью и мудростью. Подошел я к нему, не выдержал и сказал о том, что меня мучило. А он только воздел руки к Распятию и воскликнул:

Прости нас, Господи, ведь ради меня грешного, ради него, - кивнул в мою сторону, - Ты пролил свою Пречистую кровь.

У меня с глаз как будто какая пелена спала. Сразу стало необыкновенно легко. И ни малейшей обиды на моего друга.

Потом, во время вечерни, он подошел ко мне и говорит: «Ты меня, брат, прости!» И рассказал, что его толкнуло на донос, почему он хотел вместо меня священником стать. «У тебя, - говорит, - в руках специальность, а у меня ничего. Чем мне семью кормить?» Ну, простил я его, конечно. Вскоре меня в священники рукоположили, а потом и моего друга тоже.

Всё это я потому вам рассказываю, чтобы вас ничто не могло оттолкнуть от Церкви. Что бы не увидели, не смущайтесь, продолжайте ходить, потому что там благодать, - закончил отец Вячеслав и взглянул на Варвару.

Варвара, не выдержав его взгляда, отвела глаза. Как раз на днях она с пеной у рта твердила Елене, что нет ей смысла ходить в церковь, ведь ничего в ней самой духовно от этого не меняется, и в церкви не нашла она того, что искала - сплоченного братства верующих. Елена, как всегда, возражала и цитировала святых отцов.

Потом еще был один случай. Как-то Варвара стояла в очереди исповедников, поджидала любого священника, чтобы передать записку на сорокоуст. Отец Вячеслав как раз исповедовал. Стоящая у аналоя женщина что-то тихо говорила ему. Неожиданно до Варвары долетели слова:

А еще, батюшка, так устаю, что вечернее правило лежа читаю. Позволяю себе маленький комфорт...

«Мы с Тамарой ходим парой, - усмехнулась Варвара про себя. - Она еще молодец, хоть лежа читает, а я...»

Отец Вячеслав окинул взглядом очередь исповедников, чуть задержался на Варваре (а может, это только показалось себялюбице) и сказал громко:

Вы, наверное, в Царство Небесное на такси хотите доехать? А там в ворота постучите и скажите: «Открывай, Господи, я приехала!» Запомните, комфортно спастись невозможно. Понуждайте себя читать правило стоя, ну, в крайнем случае, сидя. Лежа парализованные читают.

И накрыл исповедницу епитрахилью...

Но все-таки Варвара никак от сомнений избавиться не могла. Нерешенных проблем - выше головы. И все они - мирового порядка, никак не меньше. Как-то на горе, после очередного Причастия, когда отец Вячеслав уже снимал поручи, а Елена вышла за молоком, Варвара, улучив момент, подошла к батюшке и выпалила свой риторический вопрос-обличение:

Отец Вячеслав! Что же творится такое?! Куда катится Церковь?! В ней совсем нет любви, одно разобщение. Надо принимать какие-то срочные меры!

Батюшка нисколько не смутился, только попросил уточнить, какие конкретно у Варвары претензии к глобальному Православию.

Та зачастила, нервничая и слегка заикаясь:

Во-первых, ну, это, как его... нет адресной базы прихожан. Никто никому не нужен. Тут контроль надо ввести, чтобы люди строго сдавали 10 процентов от заработка в «общак», а из этих денег помогать, кому надо, у кого есть проблемы. Вот у баптистов, например...

В ответ лаконично и емко прозвучало:

Я не баптист и не протестант, чтобы бегать, составлять какие-то списки, агитировать. Нашей Церковью Сам Господь управляет. Кого надо, Сам и приводит. Вот скажи, - он обратился к вошедшей с пластмассовой бутылкой молока Елене, - разве кто-то специально звал тебя в Церковь, назначал время, приемный день?

Елена покачала головой. Варвара задумалась. Действительно, никто ей пригласительный билет, как на «елку» в детстве, не вручал. Все произошло само собой, без ознакомительных брошюр, которые так любят впихивать на улице иеговисты.

И отец Вячеслав удовлетворенно поставил точку на ее «правокачаниях»:

Ты уж поверь мне, я разговаривал с разными людьми, которые во главе стоят. Наша Церковь никуда не катится, а идет куда надо.

Он уже взялся было за ручку двери, но остановился - благословить Елену, подошедшую со сложенными руками, и мягко сказал ей:

Ты не скорби, что Господь тебя здесь, в этой глуши, запер, что работы невпроворот и что руки свои инженерные ты в крестьянские превратила. Всё это необходимо для спасения души. А вместе с тобой и вот она, - он кивнул на Варвару, не подошедшую под благословение, а стоявшую в сторонке, - тоже спасается. И кто знает, от каких грехов себя уберегает...

Потом попрощался и пошел к машине Бичико.

Елена со слезами перекрестилась на бумажный образ Спаса Нерукотворного.

Господи, продли жизнь отцу Вячеславу ради нас, грешных!

Варвара не поняла и спросила:

Ты о чем? Он же в прекрасной форме, вон, улыбается, прямо светится весь.

У него рак желудка, - тихо ответила Елена, занятая своими мыслями. - Это все знают.

Как же он служит?

Как видишь, никому не отказывает. Каждый шаг ему с трудом дается. Просто виду не показывает. А ты еще полезла к нему со своими бреднями...

… Варваре посчастливилось видеть отца Варсонофия за неделю до его отхода ко Господу.

Не могли бы вы рассказать поподробней про вашу жизнь, - робко заикнулась Варвара.

А что про нее рассказывать? Тридцать лет отдал крестьянскому труду, столько же заводу. Всё как у всех.

О священстве и монашестве он, по своему смирению, даже не упомянул.

Прощаясь, отец Варсонофий протянул своей посетительнице иконку Божьей Матери «Всецарица» со словами: «Ты по ночам ходишь. Пусть Матерь Божья тебя хранит».

Варвара потом долго недоумевала, откуда батюшка узнал про ее ночные круизы.

Теперь Варваре очень хотелось узнать поподробней о жизни отца Вячеслава, но как? Все окружающие знали о нем лишь отрывочно, каждый - только свой эпизод. И вот в 2013 году ей «случайно» передали только что вышедшую книгу Екатерины Елтышевой «Мои воспоминания». И в ней оказалась глава про отца Вячеслава. Хочется привести ее в сокращении:

«...Трудно решался вопрос о его рукоположении, ведь он много лет работал на секретном заводе, но схиархимандрит Андроник его всячески утешал, правда, не все слова его были понятны: “8, 7, 7, 7...”. О чем речь, стало ясно позже. Отец Вячеслав родился 8 марта 1929 года, рукоположен во священники митрополитом Зиновием 7 июля 1977-го, и 7 июля 1998-го отошел ко Господу...

Как-то, когда отец Вячеслав служил в храме святой великомученицы Варвары, к нему насильно привели парня, который хотел покончить жизнь самоубийством. “Оставьте его”, - обратился он к держащим. Потом сказал: “Только перед тем, как ты уйдешь и сделаешь задуманное, давай вместе положим несколько поклонов, ведь это не трудно тебе, молодому парню. А вы, ребята можете идти, не трогайте его и не мешайте ему сделать задуманное”. Отец Вячеслав взял его за руку и пошел с ним к алтарю. “Давай, вот так же, сколько я - столько и ты, повторяй”, - сказал он, и, благословив его, начал класть земные поклоны. Вскоре все сбились со счета. Парень изнемог и просил батюшку, чтобы тот остановился. Но отец Вячеслав все продолжал делать метания. Парень этот остался в церкви и стал прислуживать в алтаре...

...Однажды отца Вячеслава попросили причастить умирающую женщину в Загесе. Приехал за ним грузин на “Запорожце” со знаком, что машина принадлежит инвалиду. Привез его в большой и красивый дом, но внутри было всё предельно просто. Отец Вячеслав исповедовал и причастил русскую женщину, которая готовилась предстать перед Господом. По дороге обратно водитель спросил: “Что такое грех?” Батюшка собрался ему ответить, но тот попросил выслушать его историю. В одной из богатых грузинских семей родился мальчик-калека. Врачи хотели его усыпить, говоря, что он не сможет жить. Рядом с этой семьей жила русская женщина с шестью детьми и она, узнав об этом, попросила отдать калеку ей. Так этот мальчик оказался в семье седьмым ребенком. Его родители по крови, чтобы не видеть, как будет жить их сын, отдали свой большой дом его новой матери, а сами уехали в район. Мальчик долгое время ходил на костылях, потом окончил школу и институт, стал педагогом. Однажды он пошел к зубному врачу удалять зуб. Как только ему сделали укол, он увидел себя сидящим в кресле и вокруг него бегающих врачей и сестер, которые повторяли: “Умер, умер...”. “Я им говорю, - рассказывал он, - что я здесь, что я не умер, а они меня не слышат и не видят”. Потом, пролетев в каком-то коридоре, типа широкой трубы, он оказался на необычайно красивой поляне; впереди он увидел ограду с воротами. Врата немного приоткрылись и из этого проема показалась необычайно красивых очертаний рука и он услышал голос: “Ему здесь не место, он - грешный”, - и врата вновь закрылись. В то же мгновение он оказался в подвальном помещении, где лежало его тело. Тот же голос, который он слышал, произнес: “Войди”. И он очнулся в своем теле к ужасу тех, кто там находился. Как показал лабораторный анализ, в ампуле, из которой был набран обезболивающий препарат, оказался сильный яд, после которого наступает мгновенная смерть. “Так почему же меня Господь не впустил во врата Рая?” - спросил этот парень. Он всё рассказал о себе, что живет честно, урожай с сада раздает соседям, не пьет, не курит, досматривает свою приемную мать, так как остальные его братья и сестры разъехались, - так почему же он грешный?

Батюшка спросил его о личной жизни. Тот рассказал, что жениться на подобной ему калеке он отказался и все эти годы тайно встречается у себя дома с одной женщиной. “Вот этот-то грех блуда был одним из главных и закрыл пред тобой дорогу в Рай”, - сказал ему отец Вячеслав. - Господь по Своей милости, за твои добродетели, не дал душе погибнуть и вернул тебя на землю, чтобы ты, покаявшись, прожил оставшуюся жизнь в благочестии”. Отец Вячеслав посоветовал ему или жить в чистоте одному, или жениться и обвенчаться. Прошло время, этот мужчина похоронил свою мать, отец Вячеслав обвенчал его с женщиной-калекой. Во время венчания этот человек сидел на стуле, так как долго стоять он не мог.

Как-то один мужчина спросил отца Вячеслава: “Зачем мне читать Псалтирь, если я все равно ничего не понимаю?” - “Главное - что бесы понимают то, что ты читаешь, и бегут от тебя и тех, кого ты поминаешь на Псалтири. Вот если тебе врач выпишет рецепт на лекарство, в состав которого входит несколько компонентов, а рецепт написан на латинском языке - ты ведь не понимаешь, что там написано и что оно значит, но знаешь, что это лекарство поможет тебе от той болезни, на которую ты жаловался врачу. Так и при чтении Псалтири: душа очищается, и ты получаешь облегчение или исцеление от своих душевных недугов”.

...Был случай на 31-ом заводе, где в свое время работал отец Вячеслав. В те годы раздавали на предприятиях участки земли, по 6 соток на семью. Одному из рабочих досталось место рядом с разрушенным храмом святой великомученицы Варвары. Хотя от храма осталась лишь небольшая часть престола, на это место каждый год 17-го декабря на Барбароба приходили люди, чтобы поблагодарить святую и попросить ее помощи. Так вот этот “хозяйственный” сосед решил присоединить этот участок земли к своему. Его народ предостерегал, что это вызовет гнев Божий, но он все же пригнал трактор, разровнял это место и засадил его клубникой. Клубника удалась необыкновенная, крупная, красивая.

Когда начались испытания нового самолета, была собрана команда испытателей, в которую вошел и этот человек. Перед полетом всем выдали спирта для смелости: никто не знал, как пройдет испытание машины. Все выпили из одной посуды. Самолет поднялся в воздух. И вдруг, на глазах у всей команды, этому человеку стало плохо, у него разверзлась брюшная полость и все внутренности стали выпадать наружу. В течение короткого времени он в тяжелейших муках скончался. Этот случай батюшка Вячеслав рассказывал в назидание, говоря о том, как опасно относиться без страха Божия к святыням. Так как погибший яро доказывал, что Бога нет и все это - просто камни...

Говоря о том, как страшен грех осуждения, отец Вячеслав рассказывал такой случай. Одна старенькая бабушка, придя к нему на исповедь, стала жаловаться, что, будучи девственницей, борима блудной страстью, с которой справиться нет сил. Батюшка спросил ее, не осуждала ли она кого-нибудь за блуд? “А как же, мою соседку, у которой двери не успевают за ухажерами закрываться, осуждала”, - покаялась она. Батюшка посоветовал ей искренне покаяться, попросить у соседки прощения, усиленно молиться за нее. Через некоторое время старушка появилась снова, благодарила батюшку, что он ей помог избавиться от вражьей напасти...

С отекшими, как столбы, ногами он приезжал на службу каждый день на автобусе, который ехал более часа от его дома, машины у него никогда не было. Много месяцев он почти ничего не ел, кроме пыльцы, разведенной в воде. Когда боли мучили его, он вставал у окна, впивался пальцами рук в решетку так, что пальцы синели и, закусив губу, молился. Отказывался принимать морфий. Когда его посетил Патриарх Илья II и спросил, почему он не принимает обезболивающих, отец Вячеслав ответил, что когда к нему приходили люди со своими болями и скорбями, он всегда призывал их к терпению, говоря, что это их крест и нужно терпеть все, что пошлет Бог. Поэтому и он должен терпеть то, что Господь ему послал, не заглушая этих болей и не ослабляя молитвенной бдительности. Единственное, на что он, по послушанию, согласился - это на капельницу с витаминами, которую благословил поставить Патриарх.

После его кончины мне попалась фотография, где его гроб стоит в центре храма и от гроба до потолка - огромный луч света, хотя источника света там нет...»

Писатель

«Мы шли вдвоём по просёлочной дороге. Вокруг ни души. Вдруг на перекрёстке, видим, летит на нас во весь опор чёрный королевский дог, захлебываясь лаем. Хозяина не видно. Видно выпустил собаку побегать, а сам сидит где-то в тени. Внутри у меня всё опустилось. Бежать бессмысленно, прятаться негде.
— Не бойся, — сказала мне моя спутница и перекрестила собаку, которая уже была в трёх метрах от нас – Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Остановись!
Собака стала, как вкопанная, и замолчала».

Подобные случаи записывает и публикует Мария Сараджишвили - популярный автор, чьи рассказы можно найти на множестве православных ресурсов. О себе она рассказывает мало, предпочитая делать акцент на собранных ею историях.

Мария Сараджишвили работала инженером-технологом, но после кризиса стала писать рассказы на православную тему

Мария Сараджишвили живёт в Тбилиси, занимается репетиторством, а в свободное время пишет рассказы о жизни - с религиозной моралью. Но так было не всегда. В советские годы она была востребованным инженером-технологом. Но после экономического кризиса не помог ни опыт, ни петербуржское образование.

Павлова Нина

Советский и российский писатель добилась публикации первой книги Марии

Работы по специальности Мария Сараджишвили не нашла. Зато обрела множество читателей не только в Грузии, но и за её пределами - например, в России.

Публикации первой книги Марии Сараджишвили добилась писательница Нина Павлова, которой понравились её рассказы.


Книги Марии Сараджишвили продаются в православных церквях, доступны они и в интернете, на сайтах:

«Правмир»

«Православие.ру»

«Азбука веры»

Наиболее известные её книги:

«Открытые небеса (Невыдуманные рассказы)»

«Однажды в Грузии»

«Любопытная Варвара. Верность - старомодное слово?»

Мария Сараджишвили пишет о наших современниках.

Они сталкиваются с насущными для каждого из нас трудностями: разногласия в семье, равнодушие, конфликты с близкими.

Рассказы Марии Сараджишвили о людях и для людей, они укрепляют в вере

Мария Сараджишвили не пытается идеализировать своих героев. Напротив, она предпочитает писать о тех, кто ещё находится в духовном поиске, пытается найти себя и своё место в жизни.

Это не обязательно оптимистичный путь. Напротив, всегда есть риск упасть, допустить ошибку. Движение человека в этом похоже на ходьбу по канату, где важно выдержать равновесие между разными сферами жизни, обрести внутреннюю гармонию.

В жизни нет мелочей. И они играют большую роль в произведениях Марии Сараджишвили. С одной стороны мелочь - это то, что может отвлечь от долга и искренних ценностей, а с другой - в каждой мелочи есть Бог. Так что в жизни нужно ко всему относиться серьёзно.

Но это не «тяжёловесная» проза. Напротив, она понятна каждому. Да и ситуации, что в них описаны, довольно тривиальные на первый взгляд. Мужчины не торопятся обзавестись семьёй, девушки переживают из-за уходящих лет, взрослые не понимают детей. Звучит просто, обыденно. Но за этой обыденностью - глубокая жизненная трагедия.

Писатель

«Всю себя Тоня вложила в Олежика, с детства рассказывала ему на ночь жития святых, водила причащаться, хотя в брежневское время это мало кто делал, старалась, чтобы сын вырос верующим человеком, как и все Тонины предки, несмотря на все бури и невзгоды войн и революций. Олег долгое время так и жил, но потом, женившись на неверующей, постепенно отошел от Церкви, а сейчас и хуже того - стал ярым атеистом. Интернет сделал свое подлое дело. Слишком много информации про то, что Тоня никак не могла объяснить или переспорить аргументированно. Страшно. А вдруг заберет его Господь в неверии? Погибнет тогда он для вечности. Значит, зря Тоня мучилась и напрягала силы всю свою одинокую жизнь. Только и оставалось молиться и уповать на милость Божию. А милость эта все не шла и не шла, повергая своим запозданием Тоню в большое уныние». («Услышанная молитва»)

Но это не значит, что работы Марии Сараджишвили выдержаны в тёмных тонах. Напротив - они исполнены надежды и позитива. У каждого из нас всегда есть свобода выбора и Кое-кто на небесах, кто всегда готов помочь.

Истории Марии Сараджишвили имеют психотерапевтическую силу. В них можно получить поддержку, они заряжают оптимизмом и укрепляют веру в лучшее. Это своего рода лекарство - причём, не горькое. Читать эти книги можно налегке, с удовольствием. Но при всём при этом на фоне всегда идёт главная тема - взаимоотношение Бога и человека.

У Марии Сараджишвили есть сборник рассказов о воцерковлении неугомонной журналистки Варвары

Сборник рассказов о воцерковлении девушки с советским прошлым.

«Любопытная Варвара. Верность - старомодное слово?» - это сборник рассказов. Его главную героиню зовут Варвара. И, по всей видимости, это та самая любопытная Варвара из поговорки, которой на базаре нос оторвали. По крайней мере, ей тяжело держаться в стороне от событий. Это невыносимо - что где-то что-то происходит без неё. Как же куда-то не сунуть нос? Нет, так невозможно.

Сплетни - страсть Варвары. И она овладела множеством приёмов их добывать. Автор даже называет её «бесплатным радио Тбилиси». Бесцеремонность, навязчивость, склонность важничать и умничать - потрет довольно узнаваемый. У каждого из нас есть пара-тройка таких «Варвар» в окружении. Картину дополняет профессия Варвары - журналистка.

Что же можно интересного рассказать о таком персонаже? Мария Сараджишвили решает направить её на путь воцерквления. Страшно представить, через какие трудности предстоит пройти Тбилисской журналистке впереди.


Противовес Варвары и её моральный ориентир в этом сборнике - Елена, рассудительная, справедливая и очень терпеливая православная женщина. Она помогает многим людям из своего окружения измениться к лучшему. Странным образом к ней, как к магниту, притягиваются самые разные личности. И она действительно способна понять каждого.

Писатель

«- Каковы типичные искушения для священника в повседневной жизни? – выдала Варвара очередной подвох.

Одно из самых сильных – это исповедь. Столько всего приходится слышать и пропускать через себя, что невозможно остаться равнодушным. После нее ходишь как пьяный. Хорошо, если придет на исповедь человек духовно подготовленный. А если нет? Бывает, подходит ко мне женщина, мнется, мучается, а сказать не может. Много есть такого, о чем сказал апостол Павел: «Срамно и глаголати». Мучаюсь и я ее молчанием. Тянешь из нее клещами по слову, а враг в это время внушает ложный стыд. И уходит она неудовлетворенная, и у меня на душе тяжесть. И наоборот, как легко бывает на сердце, когда человек, преодолевая себя, вырвет из себя то, что его гнетет».

Несмотря на кажущуюся простоту, в этом чувствуется моральный и духовный посыл. Обращение - один из самых важный христианских мотивов. И здесь он обретает своё выражение в художественной прозе.

Причём сделано всё умеренно, без нравоучений, скучных моральных выводов. Читатель ведь не глупый - сам сможет сделать нужное заключение.

Произведения Марии Сараджишвили имеют национальный колорит, но понятны любому читателю

Хотя Мария Сараджишвили пишет в первую очередь про Грузию, русский читатель не почувствует себя при чтении «чужим». Все типажи узнаваемы и одинаково распространены и в Грузии, и в России. В героях книг Мария Сараджишвили легко разглядеть того, кто вполне мог бы быть Вашим соседом, коллегой или знакомым.

Собственно, Мария Сараджишвили и не ставит перед собой задачу написать «Грузинский» текст, с ярко выраженным национальным колоритом. У неё задача другая - писать о православии, вере, судьбах людей.

Мария пишет о православии, вере, судьбах людей

И чем больше людей чувствуют, как отзывается в душе история, тем, значит, автор лучше справился со своей задачей. И всё же определённый культурный заряд своей родины Мария Сараджишвили вносит в произведения. Здесь можно прочесть об истории, политике, нравах, святыни, национальные блюда Грузии.

«Авторы учебника, чтобы избавить учителей от подобных вопросов, вставили 2-3 коротеньких поясняющих текста об истории и географии России. Современность представили шедевром «Культурный шок». В этом тексте составители по пунктам разъяснили детям, какие подарки можно дарить русскому, мусульманину и японцу, а какие ни в коем случае нельзя. Особое внимание уделено приветствиям — и здесь же предостережение: «Нельзя целовать жителя России при встрече, можно только при расставании!» Дети, читая это, обычно требуют дополнительных пояснений, так как у нас наоборот».

Мария Сараджишвили пересказывает реальные истории людей

Мария Сараджишвили не скрывает, что использует для текстов жизненный материал. Её истории не вымышленные, а реальные. Но это не превращает их в сухой отчёт или пересказ. За текстом чувствуется автор. И автор делает правильные акценты на главных идеях произведения, усматривает руку проведения за, казалось бы, бытовыми ситуациями.

Автор не преподносит историю, как она есть, а пытается заглянуть в душу героев и проанализировать, что же испытывает тот или иной человек. Её персонажи сомневаются, колеблются, впадают в отчаяние. Но есть в произведениях место и для настоящих чудес - в общем, жизнь во всех её проявлениях.

Книги Марии основана на жизни — это делает их понятными любому человеку

Настоящий жизненный материал делает историю более близкой и понятной каждому человеку. Конечно, опыт у всех из нас неповторим, но люди способны сопереживать друг другу. На место героев Марии Сараджишвили себя легко поставить.

Мария Сараджишвили показывает, как важно проявлять терпимость к людям, побеждать дурные привычки, относиться ко всему рассудительно. И опирается она здесь не просто на фантазию, а на реальный человеческий опыт. Её книги - отличный образец того, как следует и не следует поступать в тех или иных жизненных ситуациях.